За трудами, за трудным житьем,
за хлебами, гробами, жильем,
документы чтоб выправить в срок,
не споткнуться о низкий порог болевой,
не забыть позвонить через силу домой,
(где твой дом? а иди вспоминай!)

Но внезапно обрушился май.
Вот и яблони цвет, и сиреневый куст,
и девицы в цвету, как говаривал Пруст,
вот и солнца заливистый свет.

Только мира по-прежнему нет.
Вместо мира - осколки, седьмая печать,
да и слово такое нельзя называть,
нету мира, а только глухая стена,
штукатурка с известкой на месте окна,
Известковых созвездий наляпанный слой,
не споткнуться о низкий порог болевой,
а когда-то был мир, труд, май.
Шпиль, мейн фиделе, шпиль, балалайка,
без струн, без надежды, без радости,
все же играй.

Там заброшенный дом,
в переулке, еще не застроенном,
майское деревце зябко дрожит под ударами ветра,
там попробуй.
Дверь в парадную будет открыта.
Заходи на третий этаж, квартира пятнадцать.
Осторожно.
пол проломлен, обои оборваны,
лестница полуразбита.
В принципе там не должно быть людей.
Может, Бог и услышит тебя.

Если же даже там не услышит,
то не услышит нигде.
Но ты все равно

Встань спиною к стене.
И беззвучно начни.
Именины сердца.
mayday mayday mayday

И когда Он войдет во внезапно затихший эфир,
передай ему только одно.
Запомнишь?

Dona. Nobis. Pacem.
Даруй. Нам. Мир.

* * *

В закрывающееся небо

Так это или иначе,
но покуда открыто окно,
загляни, пожалуйста,
ангел крылатый,
ко всем, кому днесь темно.
Кто к стенке прижат тоскою,
кто болью своей распят,
загляни к ним, ты можешь,
и успокой их,
пусть утешатся и поспят.

И если еще осталось
несколько кратких минут,
и в это время,
ангел крылатый,
ты с нами еще и тут,
войди железной стопою
в дома, и в сердца, и в умы
тех, кто проходит черной тропою,
ведущей к воротам тьмы.

Чтоб зло совершать устали,
чтоб их окутал покой,
чтоб утром их души стали
белыми, как молоко,
чтоб вместо приказа губы
могли лишь в улыбке плыть.

А если они не проснутся,
так, значит, тому и быть.
Такой, значит, будет космос,
дорога из льда и камней.

Но тех, кто в затворе,
тех, кто в болезни,
Утешь их. Это важней.

* * *

Sturnus vulgaris

Что он умеет, скворец?
Умеет по ветке скакать,
Песенки перебирать,
щелкать, свистеть, скрежетать.
Бог, сотворив его
пернатое естество,
долго не мудрствовал,
дунул, сказал: “Лети.
Лети уже наконец!”

Ангеловы крыла,
белые с золотым,
синие с голубым,
сиреневые, как дым
вешней прохладной порой,
радужные порой -
так шелестят они
там, где планеты поют
Творца и Его дела.

Кружатся без конца,
стройный составив хор,
пенье светил - ихор
космоса, звезд узор,
скрещиванье лучей,
пена безбрежных дней,
время, планеты, бездна,
вселенский свет,
галактик рожденье и мира конец.

А где-то вдали,
в уголочке забытом Земли,
самозабвенно свистит на ветке
встрепанный черный скворец,
заливается радостью, щелкает,
лучшей не зная доли.

Потому что не для того ли
Бог сотворил скворца?

* * *

Милый друг, у нас сегодня
весело, потеха.
К нам на крепеньком ослёнке
прямо в город спозаранку
Божий Сын приехал.

Мы пошли ему навстречу
с ветками, с цветами.
Божий Сын нам улыбался,
все кричали, а ослёнок
поводил ушами.

Было шумно, было ярко,
вспоминать приятно,
но чудес не показали,
и пошли мы восвояси
по домам обратно.

Кто-то шёл за ним и дальше,
кто-то пел "Осанну",
ослик всё ушами прядал,
а вокруг синело небо,
на камнях валялись ветки,
скоро-скоро будет Пасха...
А на сердце смутно.
А на сердце горько.
А на сердце странно...

 

Тикки А. Шельен

t.me

! Орфография и стилистика автора сохранены