Один мой друг уезжает на фронт -
сказал: не могу не пойти.
Другой мой друг покупает дрон -
наверно, уже в пути.
А где-то горе упало стеной -
и белый свет погребло.
Сколько вычеркнуто войной.
Сколько всего ушло.
Была любовь - и нету любви.
Одиночество, соль, песок.
Был дом - и нет, щебенку и гарь
засыпает апрельский снежок.
И сам ты катишься, как трава,
клубком по полям пустым.
А Матерь Божья стоит под крестом,
и заволакивает ее
холодный и серый дым.
Пятница, вечер, и мир во мгле,
И новостей не жду.
Бога сегодня нет на земле.
Бог сегодня в аду.
Он в новом гробу, пеленами увит,
и раны не кровоточат.
А на самом деле он прямо с Креста
истерзанный, выжженый солнцем дотла,
уходит в кромешный ад.
Однажды кончится эта война,
Кончится эта война,
И когда бы ни завершилась она,
за нею придет весна.
И лязгнут пустого ада врата,
и ветреница зацветет.
Пожалуйста, Господи, я прошу,
пусть он вернется домой с войны.
Пусть все вернутся домой с войны.
Пусть ад, как концлагерь, как ржавый штырь,
превратится в убогий грязный пустырь,
а после травой порастет.
...Когда закончится эта война,
за нею весна придет...
* * *
Друг мой, благая весть же еще и в том,
что, оказалось, можно не быть скотом,
что больше не надо тонуть в неизбежности зла.
Ведь девочка же смогла? Она же смогла.
Вот и настала весна - видишь, вишня цветет,
потом отцветет, и завяжется крохотный плод.
Это прямая дорога. Благая весть
в том, что есть благодать. А значит, спасенье есть.
* * *
День ушел и канул, приходит вечер.
Все мои друзья зажигают свечи.
Дождь по стеклам катится - протяжной лентой.
Ханукии тонкие, венки Адвента.
Огоньки над яркими свечами бьются.
Господи, о тех, кто сейчас далеко,
Господи, за тех, кто в руках жестоких,
кто и дома в доме наполовину,
кто все слезы выплакал на чужбине,
кто теперь обломок - а были парой,
кто всегда во тьме - словно ждет удара,
Господи, за всех, кто остался в яме,
кто оплакан близкими и друзьями,
кто забыл надежду, утратил имя,
все, о ком Ты знаешь, что стало с ними,
кто оставил веру, что их дождутся.
Пусть вернутся, Господи.
пусть вернутся.
* * *
Слушай, Израиль,
Слушай свою тишину.
Ночную синюю тьму,
золотую луну,
дуновение тихого ветра,
бездымно горящий куст,
слушай, как дышит колодец,
когда он сотню лет пуст,
но полон до самых краев
воздухом и тишиной.
Слушай, Израиль,
как спят твои дети,
руки под щеку сложив,
как Божья ладонь покоится над
Иерусалимской стеной.
Ты уцелеешь, Израиль.
Ты победишь, Израиль.
Ты жив. И останешься жив.
* * *
Когда очнусь внезапно в вышине
(или внизу - ну, в общем, как придется),
Страна не пожалеет обо мне*
и новостной канал не заикнется.
Отчизна не узнает про меня.
А если бы узнала, пожалела,
что я вдали, без помощи ея,
своею смертью тихо околела.
* * *
Милое солнце, пожалуйста, приходи.
Что-то у нас застыло где-то в груди,
холодно там, где прежде было тепло,
лед - и дышать через лед тяжело-тяжело.
Милое солнце, туман - и в тумане мы,
грустно бредем среди смерти и прочей тьмы,
сквозь пелену лежит бессмысленный путь
через тоску, безнадежность - в куда-нибудь.
Но иногда, озябшие, смотрим ввысь.
Милое солнце, пожалуйста, народись!
* * *
Мир несется под откос,
новости все злее.
Милый Дедушка Мороз,
приходи скорее.
Мы стишки тебе прочтем,
купим мандаринки.
Подари на праздник нам
НУЖНЫЕ поминки.
! Орфография и стилистика автора сохранены
