"Курск уйдет под воду, весь мир будет его оплакивать…" Многим, конечно, памятно пророчество Ванги, которое, скорее всего, появилось в прессе уже после гибели подлодки (и после смерти самой предсказательницы). Но так ведь оно и было: подлодка "Курск" погибла – и весь мир сочувствовал российским морякам.

Вдумайтесь: весь мир искренне сочувствовал россиянам! Из 2022-го это выглядит какой-то совершеннейшей ненаучной фантастикой.

Когда гибель настигла еще один корабль – "Москва", не сочувствовал никто.

Почему, что было между ними? А было двадцать с лишним лет претензий и агрессии. Было двадцать лет пропаганды – "нас обидели, нас ненавидит Запад, он веками ненавидел нас, да как он омерзителен!".

Да, так вот и "ненавидел", что сочувствовал. Предлагал помощь в попытке спасти оставшихся моряков.

А ведь тогда уже проявились почти все черты нынешнего режима! Лютое вранье пропаганды. Помните это – "ситуация под контролем", "с экипажем поддерживается некоторая связь". И, конечно, нельзя не вспомнить реакцию тогдашнего – и теперешнего – главы государства. Такие фразы навсегда входят в историю. Даже не столько фраза, сколько выражение лица, тон – все в комплексе. Да и само отношение к людям – все проявилось в один миг:

12 августа 2000 года – в день катастрофы – Путин уехал в отпуск в Сочи. О самой катастрофе ему доложили на следующий день, общественности сообщили 14 августа. Отпуск до 18 августа прерван не был. А зачем бы ему?!

Потом пришлось, конечно, оправдываться: мол, прибытие чиновника высокого ранга не помогает, а чаще всего – мешает… Сказать "а не хотел!" он, конечно, не мог.

Уже тогда появилась и цензура – запрещенная Конституцией. Сергей Доренко, увы, многое сделавший для того, чтобы Путин оказался у власти, попытался исправить ошибку: в авторской программе он с фактами в руках сообщил, где и в чем Владимир Путин солгал о катастрофе и о спасательной операции. После программы Сергея Доренко его уволили с телеканала ОРТ, а программу сняли с эфира.

Тогда по наивности казалось, что это – край. Что вот-вот сейчас к нему придут те, кто ответственен за страну, и скажут: "Владимир Владимирович, уходите в отставку! Это – лучшее, что вы можете сделать".

А дальше закончилась бы война на Кавказе. Настал бы конец милитаризации. А Россия потихоньку-помаленьку начала бы встраиваться в Запад, который все чаще именовали бы уже не Западом, а Севером…

Ничего из этого, конечно, не случилось – да и не могло случиться.

Среди прочего Путин сказал в те дни и следующее:

"Как ни странно, последующие опросы показали, что этот инцидент не повлиял на мое положение. Но я очень боюсь, что нечто подобное может повториться".

И не просто так он боялся. Трагедия повторилась – причем под его руководством и по его вине. Спустя 22 года затонул не менее известный российский корабль – флагман Черноморского флота ракетный крейсер "Москва".

И вот тут не было никакого сочувствия мира. Потому что "Москва" участвовала в агрессивной войне, которую, впрочем, в путинской РФ нельзя так называть.

А все остальное повторилось. Почти в деталях. Ложь пропаганды, первые сообщения: "экипаж эвакуирован после детонации боезапаса в результате пожара", "корабль получил серьезные повреждения". О погибших вначале не сказали ни слова. Даже и по сию пору неясно, сколько человек погибло на "Москве". Месяцы понадобились отцу матроса-срочника Егора Шкребца, чтобы его сына признали погибшим, а не "пропавшим без вести".

В стране победившей цензуры стало возможно многое.

Только вот вряд ли так оно будет всегда.

Я начал с фальшивого пророчества, а закончу – настоящим. Произнесенным поэтом Константином Бальмонтом в 1907-м по итогам войны с Японией и первой Русской революции:

Наш Царь – Мукден, наш Царь – Цусима,
Наш Царь – кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму – темно.

Наш Царь – убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь-висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.

Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, час расплаты ждет.
Кто начал царствовать – Ходынкой,
Тот кончит – встав на эшафот.

Владимир Олейник

utro02.tv

! Орфография и стилистика автора сохранены