Наше время породило интересный феномен: множество разных занятий и профессий обзавелись медийными "штатными представителями". Есть просто экономисты, и есть телевизионные экономисты. Есть поэты, и есть радиопоэты. Есть эксперты и телеэксперты. И т.д. Первые, как правило, занимаются своим делом, вторые больше работают в разговорном жанре. Типичный медийный литературовед нашего времени — Дмитрий Быков.
Пара его лекций о литературе, что я посмотрел на ютьюбе, не вызвала желания ознакомиться с его творчеством подробнее. Нельзя сказать, что они мне не понравились: будь я старшеклассником, пришёл бы от них в восторг. Это действительно замечательные в качестве школьно-литературной пропедевтики выступления, но я вышел из школьного возраста.
Простейшие парадоксы от противного, когда Джойс, Кафка и Пруст называются детскими писателями, а детские писатели — литературой для взрослых. Бойкость языка, необыкновенная лёгкость в мыслях, выбор тем по просьбам слушателей — всё это делается профессионально и отлично вписывается в формат двухчасовых еженедельных радиовыступлений для развлечения работающей в ночную смену публики. Однако профессионализм этот особый — "чего изволите", аналог мастерству ресторанных музыкантов, играющих всё от "Таганки" и "Рюмки водки на столе" до Эллингтона и Моцарта и превращающих любые произведения в усреднённый музыкальный продукт. Дмитрий Быков аналогичным образом обходится с произведениями литературы. Можно оказаться ниже заданных стандартов, можно выше, но в лице Дмитрия Львовича журналистское образование и работа школьным учителем нашли своё точное соответствие. В этом смысле его рассуждения о литературе эталонны.
Единственное, чего ему не стоит делать, — читать чужие стихи вслух: он очевидно не попадает в ноты. Но в целом невозможно отрицать ценности его популяризаторской деятельности и литературного просветительства, особенно на фоне всё более деградирующего школьного образования.
Иное дело — общественно-политическая деятельность Дмитрия Львовича. Здесь его успехи более сомнительны. Суть даже не в том, что он время от времени делает удивительные заявления, вроде уподобления высказываний Ксении Собчак публикации стихов Николая Гумилёва; в конце концов, все мы — кто чаще, кто реже — произносим вещи, за которые впоследствии бывает стыдно, и мы вынуждены признать это вслух. Плохо, когда на ошибках настаивают.
Недавно Дмитрий Быков высказался в защиту теперь уже бывшего министра культуры Мединского, сочтя, что тот подвергается травле. Можно было вновь списать это высказывание на особенности ночного формата, если бы не неоднократное уже обсуждение понятия "травля" и не настойчивое повторение его хорошими, но излишне простодушными людьми в значении, навязываемом телепропагандистами. Лучше всех, на мой взгляд, объяснил, что такое травля, Аркадий Бабченко. В его изложении она отнюдь не похожа на ситуацию, в которой оказался Мединский. Мне тоже уже доводилось писать здесь о "травле", и я не стал бы возвращаться к однажды сказанному, тем более что Виктор Шендерович уже прокомментировал высказывание Быкова. Однако за частностью кроется другая и важная проблема: бездумно повторяя эвфемизмы госпропагандистов, мы встраиваемся в навязываемый ими дискурс и тем самым соглашаемся играть по чужим правилам.
"Хлопок" вместо "взрыв", "реновация" вместо "снос жилья", "оптимизация" вместо "закрытие больниц и поликлиник", "полигон" или даже "экотехнопарк" вместо "мусорная свалка" и т.д. Подмены понятий влекут последствия более серьёзные, чем кажется людям, не восприимчивым к нюансам языка. Древние римляне говорили, что проникнуть в суть явлений невозможно, не дав им сперва точных определений. Подмена понятий не всегда столь невинна, как при появлении в магазинах "котлет домашних" или "разливного пива" в бутылках. Думаю, что большинство читателей вообще не видят в этом ни малейшей проблемы и даже не понимают, о чём идёт речь. Проблема, однако, становится более отчётливой, когда подкинувших наркотики полицейских привлекают к ответственности за "превышение полномочий", звук пластиковой бутылки, падающей на асфальт, признаётся "угрозой здоровью", и встаёт в полный рост, когда многомиллионный геноцид называют "окончательным решением вопроса".
Согласившись стать публичным политиком, Мединский обязан был предвидеть последствия. Он был совсем плохим министром, поэтому высказывания о нём огромного количества людей не искажают действительности, а всего лишь соответствуют предмету. Некоторые из них вполне терминологичны.
