Лет уж тому 30 назад, еще в советские времена, в Астрономический Институт, где работали мои родители, пришел новый зам.директора по хоз.части. Принимая дела, он обратил внимание на то, что астрономы выписывали фондируемый спирт в максимальных объемах, какие только позволяли лимиты (если кто помнит, что это означало).
Будучи осведомленным о необходимости протирки оптических осей и желая утвердиться в своей эрудированности, он поднял заявки и неожиданно обнаружил, что прав был лишь ровно наполовину: спирт, действительно, выписывался для протирки, но не оптических осей, а некоей окклюзии.
После чего он пришел к ученым и заявил, что, во-первых, он полностью понимает ценность спирта для применения по прямому назначению, то есть внутрь, во-вторых, согласен с тем, что приборы тоже иногда требуют протирки, то есть снаружи, в-третьих, что солидарен с ценностью спирта как универсальной валюты, то есть вовне, в-четвертых, что дает клятвенное обязательство заявки удовлетворять в прежнем полном объеме, и, наконец, в-пятых, что просит просветить его на предмет значения слова "окклюзия". Тронутые его словами (пунктом четвертым в особенности), астрономы торжественно сообщили ему, что окклюзия – это сбой атмосферных фронтов, нуждающийся в ежедневной протирке во избежание.
Я вспомнил эту историю сегодня, проезжая между деревнями Засценкi и Буда по трассе М1, то есть по Минскому шоссе, с запада на восток.
До этого уже был проделан путь из Праги через Чехию, Германию и Францию в Нормандию и обратно через Францию, Германию, Австрию, Словакию, Польшу и Белоруссию как раз до этого самого места между деревнями Засценкi и Буда.
Между которыми явственно пролегла такая окклюзия, которую никаким спиртом не продерёшь! Давно пролегла, не вчера!
К западу от этой окклюзии земледелие явно не было нисколечки рискованным, очевидно приносило пропитание и доход сельским жителям, а потому вся земля (кроме лесов, конечно) была распахана, ухожена, облизана по самые краешки. И никакими пластиковыми бутылками и мусором по краям не вспенивалась. Зато прямо после этой пресловутой окклюзии вплоть до по-за Вязьмой, то есть на пространстве в 250 с лихом километров, насколько хватало глаз с трассы ни одного не то чтобы вспаханного или засеянного, так хоть скошенного поля углядеть не удалось. А после Вязьмы тоже всего аж 4 (четыре) штуки, и то не паханных, так хоть выкошенных на сено. Точка.
То есть прям за окклюзией начиналась зона земледелия столь рискованного, что лучше и не начинать!
Потому что окклюзия по своим очертаниям строго повторяла линию воображаемой границы между двумя частями вроде как единого союзного государства – между Белоруссией и Россией. За ней к востоку "коса и топор ходили", как в старину говаривали, ровно в пределах землеотвода федеральной трассы М1, за границами тщательно выкошенных кюветов которой и позадь обвалования из пластиковых бутылок и прочего мусора простирались зарастающие кустовьем и бурьяном в мой рост и выше когдатополя. Или некогданивы – как кому угодно. Которые вот-вот станут непроходимыми дебрями.
Вашу мать! Эти поля пахались – как медиевист говорю! – минимум пятьсот лет! И росло на них не хуже, чем вот прям за окклюзией с западной стороны!
А теперь с этой, нашей, восточной стороны окклюзии не медведи с балалайками по улицам бродят, а белые северные пушные зверьки. Полные такие!
И никаким спиртом, даже небывало 100-процентным, эту окклюзию, боюсь, уже не продрать. А выше, даже теоретически, градуса не бывает.
Вашу мать еще раз!
! Орфография и стилистика автора сохранены
