В недавнем споре Навального с Кашиным об осмысленности участия в выборах по-путински (то есть после Крыма) интересно не то, что было сказано, а то, о чем неловко умолчали. Или на что стеснительно намекали. Кашин (в бэкграунде патриот, но осторожный) безуспешно уговаривал Навального, что его (Навального) участие в выборной кампании только легитимирует власть. В то время как выборы, конечно, потемкинские и шулерские, да и до них-то не допускают. Но на вопрос: а если не участвовать, то, как бороться с роком, Кашин ответа не дает, но на него намекает. Сначала, правда, примеряет нечто несоразмерное типа "лучше пойти в поход и купаться". А потом, понимая, что предлагает нечто позорно беззубое и эскапистское, что-то невнятное бормочет про "вилы".
Понятно, что в ситуации, когда власть за любое неосторожно выроненное слово может припаять (хотя пока только угрожающе рычит) призывы к насильственному свержению конституционного строя, говорить на эту тему трудно.
Да и общество разделяет страх перед революцией: боятся русские интеллигенты медленно запрягающего богоносца. Но другие-то пытаются? Кто-то, как Геннадий Гудков, утверждает, что выборные комитеты уже сегодня – штабы революции, так как отсекают общество от легальной и конституционной смены власти. А если нельзя открыть калитку конституционным ключом, остается неконституционная отмычка. Из серии: против лома нет приема.
Хотя если он намекает на идею Локка о праве народа на вооруженное восстание против тирании государства (только вот кто этому государству зеркало под самый нос поднесет, чтобы оно себя узнало?), то эта идея во многих странах вполне себе конституционная и имеет статус естественного права. Понятно, что никакой власти на самом деле идея восстания против нее особо не нравится, тем более власти, которая подозревает, что у общества достаточно резонов считать ее несправедливой и узурпировавшей все, что можно было узурпировать.
Но советовать другим горькие рецепты Ленина-Троцкого или Желябова-Перовской, тем более зная, что они этим другим не шибко нравятся, по меньшей мере, некорректно.
Людям в наших широтах приятнее и привычнее ждать у моря погоды.
Или, по-азиатски, считать минуты, когда шах или ишак провидца умрет. Мол, путинский режим, дай только время, сам, как карточный домик СССР, развалится и исчезнет под напором экономических и социальных аргументов.
Кашину – возвращаясь к спору – очень хочется сказать, что пока слепого вождя слепых не выпроводить пинком под зад, сам он не уйдет. Но и навязывать роль героя филистеру не с руки, особенно если сам геройствовать не спешишь.
Характерно, что Навальный оборачивается к Кашину глухим ухом, особенно когда Кашин намекает, что помогать власти легитимировать выборы – особый стиль Навального. И упорно не слышит, как Кашин дважды его спрашивает, зачем, по его мнению, власть в предыдущую (мэрскую кампанию) выпустила Навального из тюрьмы, собрала ему недостающие подписи депутатов, сама соорудила из него зеркального оппонента? Ведь даже Пескову понятно, что недостающие подписи собрать, если власть этого не хочет (как она не хочет сегодня), самому просто невозможно.
История, конечно, двусмысленная, как и аргументы Навального, что ему как бы не важно, на что надеялась власть, и он даже думать не хочет, зачем ему власть помогала, потому что он играет свою игру и играет честно. Диоген.
Однако, несмотря на то, что звучат эти слова Навального неубедительно и пафосно, понять и принять позицию игры как бы за себя, но в рамках совершенно лживой системы, можно. Раз общество отвергает революцию и давление на власть в духе эсеров и народовольцев, значит, остаются только комариные укусы во время нерентабельной и одышливой пятиминутки агитации, которую власть позволяет оппонентам до той поры, пока эта игра в выборы для нее (власти) вообще интересна.
Да, сопротивляться хотя бы в беззубо-бессмысленном системном поле все равно лучше, чем загорать, купаться, ходить в турпоходы и набивать наволочку тугриками. Но путь этот – легальной системной политики в ситуации иллюзорного политического поля – во многом малоэффективный. Хотя бы потому, что
хитрозадую власть эта игра в политику устраивает, и она собирается длить существующее соотношение сил и правила игры настолько долго, насколько это возможно.
В качестве отступления зададимся простым и очевидным вопросом, который мучает тех, кто с нетерпением ждет апокалипсическое завершение путинского правления и одновременно недоумевает: почему это путинские винтики не боятся неизбежного и скорого конца?
Ведь когда все кончится, им придется отвечать головой за неправедные дела и слова? По полной, так сказать. Мордой в миску и носом в коврик, который, до этого, вдохновенно обоссали. А они ведут себя так, будто Путин и его фейковая империя – вечны. Не боятся погибнуть под обломками, напротив, наглеют, хамеют и не думают пугаться. Почему?
Легче всего предположить, что они глупые и не видят, не предчувствуют скорый конец; но это, конечно, не так. Недооценивать ум оппонентов – слишком легкий вид самообмана.
Главное же – их много, их очень много, на их стороне головокружительная сила, и они постоянно заряжаются энергией поддерживающей и отчасти обманутой ими (но обмануть ведь нас не трудно, правда?) толпы. Которая, между прочим, бессмертна, как подросток, прыгающий вниз с семнадцатого этажа из-за несчастной школьной любви. Пусть мы с народом ошибаемся, как говорил один начинающий диктатор, но мы – с народом, то есть с большинством. А на миру и смерть – как известно, прекрасна как цитата, тем более, никакой смерти они не боятся, так как в нее не верят. И правильно, надо сказать, делают.
У азартных путинистов хорошая память, они досконально знают, что за совок, за репрессии против диссидентов, за печень нонконформистов, размазанную по асфальту, за создание бетонной стены советского патриотизма, за выполнение и перевыполнение плана по лицемерию, цензуре и обезличиванию всего, что шевелится – никого так и не наказали.
Все эти освобожденные первые и вторые секретари, обкомовская синекура, пропагандисты-агитаторы, социалистические реалисты и комсомольские выдвиженцы вместе со всей кагэбэшной клиентелой пережили лишь несколько мгновений липкого страха вечером 23 августа 1991. Так как знали коты и кошки, чье мясо ели и съели; и – всё.
"Только не надо охоты на ведьм", заголосили истерические голоса, только не будем искать виноватых и рассекречивать списки сексотов, во всем виноват Сталин, Ленин, закулиса, татаро-монгольское иго, впитанное с молоком рабство – только не мы, конформисты.
Раз – и мы уже среди первых демократов, и уже делаем карьеру и получаем бонусы. И опять впереди планеты всей.
Значит, и после конца путинской эпохи будет время закричать раньше и громче всех, что Путина, как класс, ненавидели, а крымнаш кричать заставили, но мы дулю дружно держали, и давайте, друзья, не устраивать охоту на ведьм, а делать добрые дела. Надо успеть. Работы навалом – расчищать авгиевы конюшни Путина.
Поэтому, конечно, те, кто ждет, что путинская система, в которой безумия, казалось бы, как молока в 5 O’Clock, больше уже некуда, вот-вот развалится, ошибаются, увы – и напрасно. Не развалится ничего, ни завтра, ни послезавтра, ни после дождика в четверг. А будет наливаться безумием как алое яблочко, потому что за это безумие хорошо платят, причем, со страховкой. Но само оно с ветки не соскочит, ибо не на черенке висит, а такими ремнями и пряжками конформизма прикручено, как буйные к железной больничной кровати.
Но пути действительно три. В первых строках письма – кашинские умозрительные "вилы" (или гроздья гнева народа), то есть стратегия по демонстрации путинским винтикам желябовской дули по поводу и без, чтобы у них волосы в заднице дыбом встали, вместе с холодным потом отрезвления и облегчения.
А если на дулю духа не хватает, а его не хватает, потому что мы пацифисты от осторожности и в культуре запрет на поступок, то тут два подпункта.
Первый – изображать народников, пропагандируя народ на период пока не закрытых окончательно выборных менапауз.
Народ, правда, как и Навальный, туг на ухо, и ни слушать, ни слышать ничего вообще-то не хочет. Но это все равно лучше, чем по-кашински купаться и ходить в походы, потому что собственная энергия тратится и не застаивается, и значит, деятельность такая полезна. Как деятелю, так и бревну, с которого никак не сходит кора.
Подпункт два: просто и тупо ждать, спустя рукава смирительной рубашки, апокалипсиса, конца путинского света, внешнего поражения (дурак давно в бой рвется) и насильного выздоровления под присмотром усатых докторов. Сам-то больной – и дурной, и наглый, и непуганый, как идиоты Ильфа и Петрова, – может на подкожном жире и желтой липкой слюне до второго пришествия дурковать.
Так что выздоровление с помощью иммунитета – это вряд ли, здесь шансов (да и иммунитета самого) нет давно, продуванили. Перетерпели, перегорели.
А венценосный богоносец может, кстати, и мировой пожар в крови разжечь – однова живем, всем миром и помирать будем. И очень может быть, выбор будет не параллельный, а последовательный. То есть сначала подпункт первый, потом подпункт второй, а потом, когда окончательно устанем, то начнем по новой, но в обратном порядке. Мы ведь любим повторять учение, которое все равно не впрок.
Но от социальной невменяемости лекциями и журфиксами точно не лечатся,
Серебряный век показал – только удивлением до глубины души, только осознанием, так сказать, и просветлением вместе с внешним управлением, а потом и насильственной нормализацией можно достичь блаженства.
А пока, обратите внимание: все, что кухаркин сын на троне обещал и угрожал, все сделал как по писаному. Значит, и то, что сегодня он, да доверенные лица вещают, вполне может состояться. Можно, конечно, на Вигеля уповать, установившего пропорцию между жестокими законами и уровнем их отечественного неисполнения, но это и раньше помогало, как мертвому припарки, и теперь вряд ли вывезет.
Так что смотри пункт первый и далее по списку. Ждите желтых человечков, которые научат нас как закон и свободу любить.
