Турецкий марш к демократии

Размещая в этом блоге текст о сослагательном наклонении в истории, я, вообще-то, никакого продолжения не предполагала. Какое, казалось бы, может быть продолжение у чисто личных впечатлений и размышлений о том, что "могло бы быть"?

Пришлось, однако, вспомнить о том, что "человек предполагает, а Бог располагает". Причем, как видно, не только в крупных делах, но и в мелочах. Сначала – слово за слово - завязалось весьма содержательное обсуждение о "развилках истории".

      А буквально через несколько дней в блоге А.Илларионова было опубликовано программное выступление на ПА НАТО, где в качестве одной из ключевых проблем безопасности современного (и будущего) мира называлась демократизация России: "Это – единственное стратегическое решение нынешнего кризиса и единственный способ закончить все эти войны – от российско-украинской до Четвертой мировой"(с). И тут уж тему о "демократизации империи"  обойти оказалось совершенно невозможно.

Рассуждения о "развилках истории" оказались не умозрительным упражнением и не поводом для небезынтересной светской беседы, а темой, имеющей вполне практическое применение. Возможна ли "демократизация империи" в принципе?  Какой путь она должна пройти? И – главное – можно ли найти в истории примеры такого пути, применимые к российским реалиям?

Начать, наверное, нужно с того, что пример,несомненно, есть.  Так уж получилось, что история снабдила Российскую империю близнецом, родившимся и развивавшимся практически параллельно. Речь идет, разумеется, об Османской империи: ее сходство с империей Российской отнюдь не ограничивается одной лишь "евразийскостью", хотя это – уникальная черта, во многом определившая ход их культурно-исторического развития.  Я достаточно пространно писала на эту тему некоторое время назад, и, честно говоря, сейчас, вернувшись к тому старому посту, с изумлением обнаружила, что он, как ни странно, опять актуален. Для тех же, кому лениво ходить по ссылкам и читать многабукаф (а их там-таки много!), позволю себе здесь повторить  пару абзацев, имеющих непосредственное отношение к "империям-близнецам".

     "Выйдя, наконец, в свет, молодая российская интеллигенция с замиранием сердца следила за тем, как отреагирует на ее появление европейская общественность. Европа была тем зеркалом, в которое Россия смотрелась для того, чтобы узнать, как же она выглядит. А выглядела она в нем, прямо скажем, неважно, несмотря на то, что говорила она к этому времени по-французски лучше, чем по-русски и весьма внимательно относилась ко всему, что казалось образования и манер. И тем не менее образ ее в европейском зеркале оставался весьма неприглядным. Россия оставалась абсолютной монархией без малейших признаков личных свобод для ее подданных, без представительных политических институтов, с отсталой сословной системой судопроизводства, где подавляющее большинство населения состояли в полу-рабской (крепостной) зависимости. Самое же ужасное и чудовищное для российской элиты состояло в том, что, смотрясь в европейское зеркало, она видела рядом с собой своего двойника, почти неотличимого по всем главнейшим признакам! Doppelgänger'a, так  сказать. А хорошо известно, что увидеть двойника - это одна из самых дурных примет, какие только могут быть. Дурнее не бывает.

    Кто был этим двойником? Ну разумеется, турки. Кто, как не Османская империя была практически во всем точной копией империи Российской на мировой политической арене XIX в.? Посмотрим еще раз: обе империи были абсолютными монархиями без какого-либо представительного органа; обе имели широко развитый институт рабства (в случае России - в виде крепостного права, часто от рабства практически неотличимого); обе империи имели отсталые судебные и законодательные системы. Обе, наконец, проводили поверхностные реформы с целью усвоения европейской культуры и цивилизации, главным образом применяя эти знания для совершенствования своих вооруженных сил и достижения военного преимущества над всеми возможными противниками. С точки зрения европейцев русские отличались от турок разве что тем, что начали-таки носить европейские моды и были худо-бедно христианами, хотя и не вполне понятного (для европейцев) толка."(с)

Как я уже сказала, довольно долгое время империи-близнецы, как близнецам и положено, развивались весьма сходно, что, разумеется, во многом объясняется тем, что у них был общий источник политических, социальных и – частично – идеологических институтов: Византийская Империя. Имперские структуры и в Московии, и в Османской державе окончательно сформировались примерно в одно время: во второй половине XV в.(формальные даты – 1453 г. для Османской империи, 1480 – для Московии).  В дальнейшем их развитие продолжало идти во многом параллельно, вплоть до того, что попытки преобразования абсолютной монархии в конституционно-парламентскую были сделаны в этих странах почти одновременно: в 1905 г. в России и в 1909 – в Османской империи. Обе эти попытки оказались недостаточными для того, чтобы спасти монархию (и империю) в ее прежнем виде. Обе империи оказались разрушены.

  Далее же пути близнецов решительно разошлись. В 1917 г. к власти в России пришли большевики, которым удалось – по иронии судьбы – через некоторое время гальванизировать   "имперский труп" в видоизмененном виде и под другим названием. Впрочем, в данном случае было бы несправедливо возлагать вину за реставрацию империи исключительно на большевиков. Их противники, все без исключения деятели Белого движения, также выступали за "единую и неделимую", все до одного были имперцами. Не нашлось в России сил, способных сделать выбор в пользу построения национального государства. Но сейчас не об этом.

 Османская же империя прекратила свое существование окончательно: на ранее принадлежавшей ей территории начали стремительно развиваться два процесса. С одной стороны, державы-победительницы в Первой Мировой войне начали раздел Османских владений, а, с другой стороны,  возникло мощное движение за создание национального турецкого государства в пределах Анатолии. Это движение было анти-имперским во всех смыслах этого слова и его лидеры (наиболее видным из которых был Мустафа Кемаль-паша, впоследствии известный как Ататюрк) сформулировали идеологию турецкого национализма, что произвело буквально революционный переворот в сознании турок.

Здесь, видимо, придется сделать небольшое отступление. Дело в том, что до конца XIX в. "титульная нация" Османской империи, по крайней мере та ее часть, которая жила в городах и принадлежала к обеспеченным и образованным слоям, не идентифицировала себя как "турок". На вопрос, допустим, дотошных иностранцев, кем они себя считают, такие люди отвечали, что они – либо "османы", либо "мусульмане" (иногда – и то, и другое вместе). Определение "турок" (Türk) применялось лишь к неграмотным крестьянам, которые отличались от образованных элит Османской империи не меньше (а в чем-то, пожалуй, и больше), чем российские крестьяне – от российских дворян и прочих представителей образованных классов.  Тем, кто считал себя "османами", и в голову не приходило, что между ними и забитыми анатолийскими крестьянами, ведущими образ жизни, мало отличающийся от того, который вели их предки сотни (если не тысячи) лет назад6 существует какая-то связь.

Для того, чтобы эту связь выявить и сделать не просто очевидной, но и превратить в предмет гордости, потребовалось значительное время и два внешних фактора: во-первых, многочисленные работы европейских путешественников и исследователей, в которых указывалось на общность османского языка с языками других тюркских народов (в особенности так называемых тюрок-огузов, т.е. крымских татар, азербайджанцев, туркмен, гагаузов и некоторых других) и в которых эта общность рассматривалась с чисто научной (лингвистической или этнографической) точки зрения и не несла в себе никаких отрицательных коннотаций. Османская элита прислушивалась к мнению европейцев о себе весьма внимательно, многие молодые люди из числа османских правящих групп получали образование на Западе и возвращались оттуда, усвоив эти новые для своего класса представления.

Однако  решающим  фактором в коренном изменении воззрений на этноним "тюрок" и на осознание себя самих как части тюркоязычного мира  стало распространение  в Османской империи пантюркизма: идеологии, в которой была сформулирована необходимость политического объединения всех тюркоязычных народов.  Чрезвычайно примечательно то, что зародилось движение пантюркизма на территории Российской Империи, среди крымских и волжских татар, и его основоположники прибыли в Османскую империю именно из России. В Османской империи пантюркизм быстро приобрел популярность в наиболее либеральных кругах образованной элиты и стал серьезным противовесом как идеологии османизма (сохранения Османской империи в ее тогдашнем виде), так и панисламизма – объединения исламских народов по принципу единства веры и в соответствии с требованиями Ислама.

Пантюркизм был идеологией светской, допускающей (и даже требующей) усвоения тюркскими народами всех достижений Западной цивилизации, но в политическом плане он, несомненно, был одним из вариантов возрождения империи.  К моменту начала национально-освободительного движения под руководством Мустафы Кемаля именно пантюркизм был наиболее влиятельной политической доктриной османской элиты: с ним связывались надежды на возрождение турок (и тюрок) всего мира в рамках единой политической общности. Альтернативы империи – в любом ее виде – просто не рассматривались.

Вот такой идеологический ландшафт предстал перед Мустафой Кемалем и его соратниками в момент их прихода к власти. О кемалистских реформах (и о тех методах, которыми они проводились) написаны горы литературы. Я тоже, пожалуй, скажу о них несколько слов, поскольку они действительно во многом уникальны. В чем-то их можно уподобить Петровским реформам в России: харизматический лидер силой своего авторитета (опиравшегося в основном на то, что ему удалось победить превосходившие, казалось бы, силы интервентов) проводил реформы, во многом противоречившие всему культурно-историческому опыту своей страны.

Но сначала я хочу подчеркнуть то, что, как правило, воспринимается как нечто само собой разумеющееся: Мустафа Кемаль решительно отказался от всяких перспектив восстановления империи в какой бы то ни было ее форме. Уже будучи Президентом Турции, в своей знаменитой речи на съезде Народной партии в середине мая 1927 г.  (длившейся шесть дней, поскольку произнесение ее заняло 36 часов и 33 минуты) он, помимо тщательного анализа всей истории освободительной войны в Турции и обвинений в адрес своих противников, провозгласил жесткий принцип существования Турецкой Республики в границах Анатолии. И только. Никаких пантюркистских поползновений, тем более никакого пан-исламизма.

  В известной мере кемализм можно рассматривать как один из наиболее чистых образцов националистической идеологии: строительство национального государства в пределах собственных границ и принципиальный отказ от имперских поползновений, в чем бы они ни выражались. Именно это и был тот главный переворот в сознании населения Турции, на основе которого можно было строить все остальное. Сначала турки должны были ощутить и осознать себя турками. Почувствовать гордость именно за свою, фактически новорожденную, нацию, принять эту новую форму бытия и самосознания.

  Все остальные, хорошо всем известные (но от этого далеко ничуть не менее фантастические) преобразования основывались именно на новом самосознании турецкой нации. Наиболее важными среди них было, во-первых, твердое и абсолютное разделение светской и духовной властей, последующее упразднение халифата и запрет на занятия политикой для духовных лиц, решительное выведение сферы народного образования из-под контроля духовенства. Во-вторых, Мустафа Кемаль так же решительно вывел армию и силовые структуры из сферы политики. Любой военный, желающий заняться политикой был обязан уйти в отставку и порвать все связи с армией (пример чему подал сам Мустафа Кемаль. Перед тем, как стать Президентом Турции, он ушел в отставку и, находясь на государственном посту, ни разу не надел более военной формы, не участвовал в военных церемониях, не получал военных почестей). То же самое делали и все последующие военные, желавшие "уйти в политику": начиная с трехкратного премьер-министра (и второго президента) Турции Исмета Иненю и до  Кенана Эврена, организатора военного переворота 1980 г. и – впоследствии – президента.

  На этой основе базировался комплекс глубоких и весьма решительных реформ во всех сферах жизни. Это было, в частности, введение законодательной системы европейского образца: светскость и независимость судов, причем уголовное право было смоделированно по образцу итальянского, гражданский кодекс – по образцу швейцарского. Введение равных политических и гражданских прав для женщин (в Турции женщины получили избирательные права в 1934 г., в то время как во Франции – на десять лет позже). Земельная реформа (в частности, введение частной собственности крестьян на землю). В самых общих чертах, разумеется, обо всем этом можно почитать в Википедии, но это  тот случай, когда даже Вики начинает повествовать сбивчиво от явной невозможности объять необъятное.

Да, режим Ататюрка был однопартийным и авторитарным. Странно было бы отрицать этот очевидный факт. Да, сформированная при нем доктрина турецкого национализма провозгласила всех без исключения граждан Турции  турками - независимо от их этнической принадлежности, религии и языка. Да, турецкий национализм как краеугольный камень кемализма был во многом несовершенен, и некоторые последствия этого несовершенства (как, например, курдский вопрос) Турция расхлебывает по сей день.

Но вот ведь какая интересная вещь получается.

Взгляните вот на эту карту: она не только удивительно красноречивая, она еще и интерактивная. Наведя курсор мышки на страну, можно увидеть "индекс свободы" каждой из стран мира на 2014 год. Мало того, что мы видим красноречивый фиолетовый "шлейф несвободы", плавно перетекающий от России и Китая в арабские страны и экваториальную Африку. Мы видим, кроме этого, что Турция на этой карте является "частично свободной" страной (такой же, как, кстати, Украина, Мексика или Боливия), а Россия – страной несвободной (вместе с Китаем, Саудовской Аравией и Камбоджей.

Хуже того: согласно данным Freedom House (на той же странице, где карта, есть возможность посмотреть данные по годам) индексы свободы в России и в Турции ведут себя просто-таки как разбегающиеся галактики:


 

Несмотря на некоторый спад в "индексе свободы", Турция на данный момент находится в таком отрыве от России, что, веди мы речь, допустим, о скачках, можно было бы говорить о том, что Россия отстала на три корпуса.  Хотя, пожалуй, в этом случае более точным был бы, наверное, другой термин: вообще не стартовала. Не вышла на дистанцию.

Возвращаясь к тому, с чего я начала этот текст – к тому, возможна ли "демократизация империи", и какой путь предстоит империи Российской, если она когда-либо пойдет к этой цели, приходится признать, что первым шагом на этом пути должно стать построение национального государства. Что предполагает отказ от всех имперских претензий, от роли "объединителя" каких бы то ни было земель и народностей, от роли пресловутого "старшего брата" в каком бы то ни было имперском семействе. Полное и решительное разделение духовных и светских властей и выделение религии в сферу сугубо частной, но никак не политической, жизни. Исключение армии и силовых структур из сферы политики, жесткое подчинение этих структур гражданским лицам, а не наоборот.  Как мы это видим на примере Турции.

В том же, что касается России, то прежде всего должна сформироваться российская гражданская нация, осознающая себя как самостоятельный и самодостаточный политический организм, не нуждающийся в завоеваниях чужих территорий, пусть даже и населенных близкородственными народами. История российского "имперского близнеца"  дает надежду на то, что это возможно.

Легко? Нет.

Гладко? Нет
.
Возможно? Да.

Елизавета Покровская

Livejournal

! Орфография и стилистика автора сохранены