Заседание по "болотному делу" 23 октября было целиком посвящено эпизоду, вменяемому Владимиру Акименкову. Активист обвиняется в участии в "массовых беспорядках", заключавшемся в том, что он якобы "прицельно бросил" в сторону полиции пластиковый флагшток.
Следствие не приняло во внимание, что зрение Акименкова на момент митинга на Болотной на одном глазу составляло 20 процентов, на другом — 10.
Как неоднократно сообщал сам узник, в ходе заседаний он не может не только смотреть демонстрируемое видео, но и элементарно видеть лица большинства участников процесса.
Единственные "доказательства" стороны обвинения по эпизоду, вменяемому Акименкову – показания двух задержавших его омоновцев и начальника их группы. Ни видеозаписей, ни фотографий броска в деле нет. Нет человека, утверждающего, что в него попали кинутым флагштоком. О том, чтобы брошенное древко флага попало в кого-то из полицейских, не говорят и свидетели. Впрочем, судя по первому заседанию с их участием, прошедшему 23 октября, сторона обвинения основательно запуталась в собственной линии.
Первый свидетель - сотрудник ППС Дмитрий Егоров. Он немолод, сдержан и говорит настолько тихо, что даже судья Наталья Никишина, которая, кажется, обладает сверхслухом и помнит едва ли не все вопросы и ответы, просит его давать показания громче. Правда, потом она возвращается к своей основной роли и на просьбы защитников, чтобы свидетель говорил не так тихо, отвечает издевательским: "Слушайте внимательнее!"
Во время допроса у Егорова из кармана выпадает телефон, но он не решается его поднять. "Пытается как можно тише дождаться пенсии", – обсуждают адвокаты свидетеля. Словно подтверждая их догадку, он отвечает на вопросы как-будто стесняясь и очень кратко, но четко, в русле обозначенной на предварительных заседаниях линии обвинения: ни шага в сторону.
Он утверждает, что сам не участвовал в задержаниях, но руководил четырьмя группами задержания по два сотрудника в каждой. Двое из его подчиненных и задержали Акименкова. Еще на одном из первых продлений ареста активиста выяснилось, что именно на показаниях Егорова и строится версия обвинения. Полицейский сообщил следствию, что видел, как активист "кинул копье" в сторону полиции (как выяснилось позже, имелось в виду древко флага).
В ходе судебного допроса, свидетель подтверждает свои показания. После серии вопросов, однако, выясняется масса интересных деталей.
Так, Егоров признается, что не видел, попал ли куда-то брошенные флагшток. При этом, по его словам, расстояние между бросающим и "стенкой сотрудников полиции" было не менее 50 метров, а непосредственно перед ним стояли около 20 человек. Акименков закономерно задает вопрос:
"Как я мог что-то прицельно кинуть,если я сейчас не вижу вашего лица?"
На него молниеносно реагирует прокурор:
"Ничто не мешает даже слепому кинуть",
– и вопрос снимается под выражаемое полушепотом негодование наблюдателей.
Акименков спрашивает, в чем он был одет в тот день, была ли у него растительность на лице. Полицейский вспоминает только галстук и брюки от костюма (Акименков был в пиджаке и джинсах), вопрос про растительность его возмущает – как он может это знать? После нескольких туманных ответов "узник Болотной" задает целую серию прямых вопросов:
"Почему Вы и Ваши коллеги оболгали меня, в результате чего я почти два года нахожусь под стражей?
Известно ли Вам, что не существует фото или видео каких-либо моих незаконных действий, в том числе, бросания флагштока? Почему Вы давали противоречивые показания на разных фазах следствия?
Почему Вы сказали в отношении меня "товарищ"? Вы хотите иметь славу человека, посадившего невиновного?
Вам не будет стыдно смотреть в глаза другим? Вам известно, что за время пребывания в СИЗО я почти потерял зрение?".
Все вопросы судья снимает и под конец делает Акименкову замечание: "Вы слишком широко трактуете свои права".
В ходе заседания адвокаты напоминают полицейскому, что на своем первом допросе в Следственном Комитете он вообще ни слова не говорил ни об эпизоде с броском флагштока, ни об Акименкове.
Большая часть вопросов, связанных с неудобным для обвинения нюансом, снимается. Тем не менее, защитнику Макарову удается осведомиться у Егорова, помнит ли он сам, говорил ли об Акименкове на первом вопросе. "Если бы я все помнил, я был бы Юлием Цезарем", – неуклюже уходит от вопроса полицейский.
На все остальные вопросы, связанные с появлением имени Акименкова в деле, омоновец отвечает спасительным: "Не помню". Он "не помнит", в связи с чем его вызвали на повторный допрос (в ходе которого в показаниях и появилась фамилия "узника Болотной"), забыл, вносил ли какие-то дополнения в собственные показания после первого допроса, не знает, в какой момент и почему вспомнил Акименкова. Зато помнит, что его протокол читать не стал.
Обвиняемый пытается компенсировать забывчивость свидетеля. Акименков сообщает суду, что 10 июня 2012 года
следователь А.В. Середа пообещал ему, что в ближайшие дни его "ждет сюрприз". И после этого, в период с 11 по 14 июня, в деле неожиданно появились показания Егорова.
Судья, по традиции, слова Акименкова игнорирует.
Адвокат Макаров просит огласить самые первые показания Егорова в связи с расхождениями с данными позже, но судья считает несущественным тот факт, что изначально полицейский ничего не говорил об "узнике Болотной" и продолжает заседание.
Адвокат Аграновский напоминает очередное противоречащее закону обстоятельство и свидетель его подтверждает: перед очной ставкой Егорова и Акименкова не проводилась процедура опознания. Это делает незаконной саму очную ставку, потому что следствие фактически сориентировало свидетеля на "узника Болотной" (ему не предложили узнать человека, который он вспомнил из нескольких лиц, а сразу указали Акименкова).
Клювгант отмечает, что вообще все показания, основанные на такой очной ставке, незаконны:
"Недобросовестные следователи превратили Егорова в недобросовестного свидетеля".
Кроме того, в протоколе очной ставки сказано, что показания Акименкова и Егорова расходятся, хотя "узник Болотной" в тот момент отказывался от дачи показаний, руководствуясь 51 статьей Конституции.
Тем не менее судья не считает нужным исключить из дела протокол незаконной очной ставки и сопутствующие документы. Устраивают ее и показания Егорова.
В остальном типичные черты, характерные для показания большинства опрошенных омоновцев, мешаются с некоторыми "новациями".
Антиправительственными лозунгами омоновец, как и многие коллеги, считает: "Долой Путина!", "Долой полицейское государство!".
Он как и другие полицейские повторяет, что начальство велело им вести себя с митингующими "корректно", но уточняет: "Но если человек ведет себя неадекватно – применять жесткие меры". Под ними Егоров подразумевает: "Взять и тащить".
Поведение Акименкова при задержании он характеризует так: "Пассивно сопротивлялся". На вопрос защитников о том, что это значит, поясняет: "Не хотел идти", – на что “узник Болотной” резонно интересуется: "А кто бы хотел?"
Акименову вменяют только одну статью — участие в массовых беспорядках (некоторым “узникам 6 мая” инкриминируют также насилие в отношении сотрудника полиции — примечание Каспаров.Ru), но из слов свидетелей “массовые беспорядки” в очередной раз не складываются.
Егоров признает, что не видел на Болотной ни погромов, ни применения оружия, ни порчи имущества демонстрантами (признаки массовых беспорядков), но видел как митингующие "бросали предметы". Из того, что кидали митингующие, Егоров может вспомнить только все тот же флагшток. Назвать что-то еще он затрудняется, правда, потом вспоминает про асфальт. По мнению полицейского, митингующие вырывали его руками, потому что он был плохо положен, легко отламывался. Однако сам он видел только одну девушку, оторвавшую кусок асфальта. Ее полицейский не задержал потому, что: "Она еще никого не убила".
Почему полиция перекрыла вход в сквер имени Репина (часть Болотной площади – разрешенное место проведение митинга, куда из-за кордона ОМОН пройти было фактически невозможно – примечание Каспаров.Ru), он не знает, но признает этот факт. При этом Егоров считает, что "невыполнением законных требований сотрудников полиции" был как раз "уход в сквер" (статья Административного кодекса, инкриминировавшаяся Акименкову в протоколе задержания).
Следующим допрашивали второго свидетеля по эпизоду Акименкова – полицейского Антона Пилипчатина. Он моложе Егорова, многие вопросы его явно раздражают, и он отвечает зло. Именно он с напарником задержал узника совести. Он, как и его начальник, "узнает Акименкова" – указывает на него не глядя. Адвокаты Аграновский и Макаров возражают против незаконного опознания, подозревая, что указать на кого-то вслепую можно только, если тебя заранее сориентировали на место, где стоит нужный человек.
В отличие от достаточно предсказуемого Егорова, Пилипчатин неожиданно выдает показания, отличающиеся от первоначальной версии следствия: "Акименков выбегал из толпы и кидал разные предметы". Правда на вопрос "какие" омоновец сначала "вспоминает" только флагшток. На повторный вопрос он и вовсе отвечает, что не видел, какие именно.
Еще, по словам омоновца, "узник Болотной" выкрикивал "антиправительственные лозунги", например, "Россия без Путина!".
Адвокат Дубровин интересуется, не за это ли задержали Акименкова. Пилипчатин отвечает, что за то, что он якобы бросал предметы. Тут не выдерживает сам узник совести: "Что ж ты врешь-то?". Но Пилипчатин бойчее Егорова, он слов обвиняемого как будто вовсе не слышит. На вопрос адвоката о том, почему же тогда он указал в рапорте, что Акименков задержан за неповиновение законным требованиям сотрудника полиции, свидетель вторит свое, правда уже в третьей версии: "Он кидал бутылки, камни". Противоречие полицейский упорно игнорирует.
Аграновский всерьез берется за нового свидетеля, и в результате он признает, что бланки рапортов были заранее напечатаны (в них была вбита даже дата – 6 мая 2012 года).
Полицейским оставалось только вписать имя и фамилию задержанного и дату рождения. Нарушение тоже у всех стояло одно. Бланки эти, по словам Пилипчатина, раздавало руководство. При этом имя конкретного начальника он почему-то забыл.
При этом полицейский признается, что не читал "канву" своего рапорта, но тем не менее уверен, что записанная в нем информация "исходила от него".
Адвокат Акименкова просит о возможности показать суду этот рапорт, но Никишина отказывает. Адвокат хочет задать Пилипчатину несколько вопросов по этому документу и просит его огласить, но и тут прокурор и судья оказываются против. "Если обвинение вложило в дело документы, оно вероятно хотело, чтобы их исследовали. Защита и хочет изучить такой документ", – замечает Кривов, но суд к таким репликам не прислушивается.
Дальше в показаниях полицейского одни сплошные противоречия.
"Несанкционированного шествия граждан к Большому каменному мосту" Пилипчатин не видел, но в его рапорте сказано, что в нем участвовали 400 человек.
Объяснить нестыковку он не может. Аграновксий интересуется, помнит ли омоновец конкретное положение закона, тот отвечает, что помнит, но стоит защитнику поинтересоваться его содержанием, как полицейский поправляется как завравшийся школьник: "Помнил тогда".
Адвокат Айвазян просит полицейского объяснить, почему тот говорил, что Акименков кидал асфальт, а потом сообщил, что в руках у него ничего не видел. Пилипчатин явно злится и говорит, что лично в него попал кусок асфальта. Адвокат интересуется, как же полицейский понял, что его кинул Акименков, но бдительный прокурор пытается помочь своему подопечному не стать внезапно "потерпевшим": "Свидетель такого не говорил". В итоге полицейский говорит, что предметов в руках Акименкова не видел, а то, что он что-то кидал, "предполагает".
Пилипчатин уверен, что вся толпа вела себя агрессивно, и Акименков действовал как и остальные люди.
Он признается, что задержал его только из-за того, что тот стоял "напротив".
Такое Сумин не может оставить без внимания: "Вы сказали, что все митингующие вели себя как Акименков, то есть все кидали флагштоки?". Пилипчатин отвечает, что они кидали разные предметы. Сумин берет себе в помощники неумолимую логику: "Раз все вели себя как Акименков, следовательно и в Вас должен был лететь град предметов?". Полицейский снова вскипает, судорожна подыскивая ответ, и в итоге замечает: "Не все кидали в меня".
При этом у обоих полицейских время от времени прорываются "профессиональные" нотки. "Быстро набили", – говорит Егоров о заполненности автозака.
"Мы наполняли задержанными транспорт", – констатирует Пилипчатин, вызывая возмущенную реплику Акименкова: "А задержанные, что - консервы, чтобы ими что-то наполнять?".
Она, как всегда, остается без ответа.
Зато своей работой полицейский, видимо, гордится и даже склонен блеснуть шуткой на эту тему. На вопрос одного из защитников, какую именно команду полицейские получили на Болотной, он отвечает: ""Пойдемте ребята, Родина зовет!".
И этим вызывает повисающий в воздухе вопрос общественного защитника Дмитрия Сумина: "Раз Вы сотрудник полиции и решили Родину защищать, известно ли Вам, что сотрудники предыдущей генеральной полиции были признаны изменниками родины?" (Сумин намекает на полицию нацистской Германии – примечание Каспаров.Ru). Как не странно над его репликой смеется даже один из прокуроров.
Напомним, что на одном из первых продлений ареста Акименкову судья зачитал такую его характеристику: "Известен как активный участник митингов. Действия сотрудников правоохранительных органов во время общественных мероприятий снимает на камеру, сотрудничать с ними отказывается". Адвокат подсудимого Дмитрий Аграновский тогда возмутился: "Ваша честь, с какого времени активное участие в митингах характеризуется отрицательно? Мы, насколько я понимаю, пока еще живем в свободной стране!".
Фигурант "болотного дела" Владимир Акименков признан узником совести Amnisty International, Human Rights Watch и Московский Хельсинкской группой. Жалобе его адвоката на продление ареста и условия содержания придал приоритет ЕСПЧ. Тем не менее, вот уже почти 16 месяцев Акименков содержится в СИЗО. В заключении его проблемы со зрением только усилились – "узник Болотной" почти ослеп. Имеющиеся в деле документы подтверждают: по состоянию здоровья ему нельзя находиться в СИЗО.
